Записи на таблицах - Лев Виленский

— Да чего там болтать с ним! — заорал кто-то, — сожжем его вместе с домом, а чужестранцев возьмем силой, не так ли, сограждане?

И толпа, загудев в один голос, бросилась единым порывом к дому Лота, страшная в своей похоти, распаленная своим единством, словно голодные волки, кинулись они на дом Лота, как волны морские, заливающие берег.

Дверь позади Лота открылась, и гости возникли, словно две бледные тени, в дверном пролете, осторожно взяли они Лота за плечи и ввели в дом, а потом простерли могучие белые руки вперед, как крылья… стояли они на высоком крыльце дома, высокие, страшные и спокойные, и вой, многоголосый и жалобный, пронесся над скопищем народа внизу, никогда еще в горах сиддимских не слышалось эхо, подобное этому. Все — от мала до велика — скопившиеся перед домом Лотовым — ослепли, погрузились во мрак, кружились и падали, не находя ничего вокруг, судорожно хватались друг за друга, сливаясь в похоти своей. Ночь наступила для них, последняя ночь.

Ангелы вывели Лота из дому, вся семья шла за ним, жена шла в конце длинной вереницы домашних. Не оглядываться назад, только не оглядываться, вперед, гляди вперед, в ночь, чьи звезды заволакиваются мглой, луна закрылась тучами, как замужняя женщина покрывалом, блестят соляные кристаллы на дороге горной, в горы сиддимские Лот уходит, и дочери его, и домашние, и жена идет следом… ленивая, толстая дама, идет и проклинает про себя гостей, оторвавших ее от вечерней неги, мужа, готового отдать дочерей на посрамление, ночную темь и острые камни дороги. Выше и выше взбирается тропа, петляет в ночных горах тропа, звезд не видно, но небо светится мрачным красным отблеском, огненные тучи идут на Пятиградье, огромные огненные тучи, сверкают в них молнии, призрачным светом наполняя на миг все вокруг, и снова темно… не оборачивайся, так говорят ангелы. Воздух стал горячим, обжигает кожу на лице, волдырями покрывается кожа, огненный ураган подхватывает в воздух столбы соляной пыли, она разъедает раны, пот течет градом, жжет лицо, выедает глаза, не оборачивайся же… иди, иди. И вот, гул раздается, стонет земля, колеблется, горы дрожат в танце ужаса, скорчились горы, небо ослепло, пыль соляная в воздухе, дождь идет из кровавых туч, дождь горящий, сера падает с небес, огневые потоки льются, сжигают все, горит соль, горят камни на дороге, плавятся. Серный дождь пролился на Пятиградье, Сдом и Амора горят, плавятся стены, колонны, львы на воротах, храмы и дома, люди… люди уже стали пеплом, глиной стали дома, сгорели посевы, огненный дождь льет, и рев исполинского рога слышится. Гнев Господа Высшего пришел на Сдом и Амору, за грехи их не простил Господь, не простит он грехов их во веки веков. Пустошью стало Пятиградье, где цвела великая цивилизация, где возвысились люди и стали мнить себя богами, не стало более Сдома и Аморы, столиц древних, кичащихся богатством своим. Ушел целый мир, гордый и развращенный, и воды Мертвого моря, тягучие, мертвые воды, сомкнулись над оплавленными развалинами городов Пятиградья.

И оглянулась назад жена Лота, глядя, как горит Сдом, в котором она родилась и прожила всю жизнь, древний богатый Сдом, чьи стены от серного жара стали как вода, чьи боги не защитили его, чьи люди превратились в пепел, грешные, плохие люди, среди которых она жила, которых любила, пока ее не отдали за пришельца, которого она не любила. Оглянулась… Опалил серный ветер волосы ее… вонь горящей плоти удушила ее… и застыла она на месте, став соляным столпом…

Лот поселился в пещере. Вечерами он выходил из нее, садился на камень, лежащий у порога, смотрел на восток, на горы, лежащие за Мертвым морем, озаряемые последними темно красными лучами заходящего Солнца, ждал, пока их серые склоны не сольются с вечерней тьмой, а потом шел назад в пещеру — к огню, заботливо поддерживаемому дочерьми, к нехитрой просяной каше, которую они готовили для отца, к копне соломы, на которой он спал, пока дочери сидели у огня и разговаривали, вспоминая погибшие города, жизнь, которой не стало в один миг. Они с тоской поглядывали на пустынную и безлюдную Сиддимскую долину, на серо-желтую обгорелую землю, на матовое зеркало моря, такого же мертвого, как все вокруг. Никто не возьмет их в жены, двух дочерей полубезумного старика, ни одна крепкая рука не сдавит, лаская, молодые налитые груди, не услышат они тимпанов и дудок свадебных, и не примет их лоно плоть мужа, не нальется крепостью живот, не будет детей у них, невольных нянек старого отца…

Отец… единственный мужчина, родной старый отец. Он не оплакивал мать, не думал о погибших городах, не мешал им жить… они видели, как он ворочается ночью на соломе, беспокоясь во сне от нахлынувшей мужской силы, но ему некуда было потратить ее. И сказала старшая дочь младшей: «Нет у нас человека, кроме как отец наш, так напоим его вином, и ляжем с ним, ибо не сможем мы стать матерями и женами». Вечера становились все темней, Лот, принявший из рук дочерей глиняный кубок вина, напился вдосталь, обрадовался чему-то далекому, ушедшему вместе с погибшими городами, лег на солому и заснул. И в эту ночь старшая дочь легла с ним, долго возилась во мраке пещеры, потому что не знала она мужчины до этого, но потом ее хриплое дыхание стало прерывистым, и младшая поняла, что свершилось то, о чем они мечтали. И на следующую ночь они поменялись — и старшая шепотом направляла младшую, и та легла с разморенным и сонным Лотом, и тоже стала женщиной. И забеременели они, и родила старшая сына, и назвала его Моав, а младшая назвала новорожденного сына своего Аммон… дети греха, сыновья кровосмешения, семя от семени Лота, павшее на плодородные чресла дочерей. И ушли дочери Лота за Мертвое море, жить в горы, на которые смотрел Лот еще долго, пока глаза его не закрылись.

Моавитянка

В те дни, когда народ иудейский вернулся из Египта и пришел в землю Кенаанскую, когда чудеса сопровождали воинство Иешуа Бин-Нуна, когда пали перед сынами Израиля города Кенаанские, правили в земле этой судьи. Вершили они суд праведный, по путям Бога Всевышнего идя, соблюдая завет Авраама, Ицхака и Яакова.

Каждую зиму, еще с месяца Зив, начинали лить дожди, порой ласковые и теплые, а порой серая пелена покрывала все вокруг, дул неистовый ветер с запада, тучи грузно шли с моря, мягкими животами своими закрывая окрестные горы,